Неточные совпадения
Когда Муромский
встал, он оказался человеком среднего роста, на нем была черная курточка, похожая на блузу; ноги его, в меховых туфлях, напоминали о лапах
зверя. Двигался он слишком порывисто для военного человека. За обедом оказалось, что он не пьет вина и не ест мяса.
Она, как раненый
зверь, упала на одно колено, тяжело приподнялась и ускоренными шагами, падая опять и
вставая, пронеслась мимо, закрыв лицо шалью от образа Спасителя, и простонала: «Мой грех!»
Огромные холмы с белым гребнем, с воем толкая друг друга,
встают, падают, опять
встают, как будто толпа вдруг выпущенных на волю бешеных
зверей дерется в остервенении, только брызги, как дым, поднимаются да стон носится в воздухе.
Он по справедливости боится и
зверя и птицы, и только ночью или по утренним и вечерним зарям выходит из своего дневного убежища,
встает с логова; ночь для него совершенно заменяет день; в продолжение ее он бегает, ест и жирует, то есть резвится, и вообще исполняет все требования природы; с рассветом он выбирает укромное местечко, ложится и с открытыми глазами, по особенному устройству своих коротких век, чутко дремлет до вечера, протянув по спине длинные уши и беспрестанно моргая своею мордочкой, опушенной редкими, но довольно длинными белыми усами.
— Разве мы хотим быть только сытыми? Нет! — сам себе ответил он, твердо глядя в сторону троих. — Мы должны показать тем, кто сидит на наших шеях и закрывает нам глаза, что мы все видим, — мы не глупы, не
звери, не только есть хотим, — мы хотим жить, как достойно людей! Мы должны показать врагам, что наша каторжная жизнь, которую они нам навязали, не мешает нам сравняться с ними в уме и даже
встать выше их!..
— Да-с, не одну тысячу коней отобрал и отъездил. Таких
зверей отучал, каковые, например, бывают, что
встает на дыбы да со всего духу навзничь бросается и сейчас седоку седельною лукою может грудь проломить, а со мной этого ни одна не могла.
— Ты вот ничего не видал, дядя, а я убил
зверя, — сказал Лукашка, спуская курок и
вставая неестественно спокойно.
Целый рой привидений
встает перед часовым: и жид-знахарь с землистыми руками и зелеными глазами оскаливает белые, длинные, как у старого кабана, клыки, и фигура расстрелянного солдатика в белом саване лезет из-под земли, и какие-то
звери с лицами взводного офицера Копьева.
Господи! Что тут произошло! Точно дикий
зверь, который до тех пор лишь изредка ворчал и шевелился в нас, вдруг сорвался с цепи и
встал на дыбы, во всей безобразной красе своего взъерошенного загривка. Казалось, все втайне ожидали «скандала», как естественной принадлежности и разрешения пира, и так и ринулись все, так и подхватили… Тарелки, стаканы зазвенели, покатились, стулья опрокинулись, поднялся пронзительный крик, руки замахали по воздуху, фалды взвились, и завязалась драка!
Пелагея Егоровна. Кто его знает, что у него на уме. Смотрит
зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать… да, право… ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего. (
Встает.) Заходи, Митенька.
Булычов. И погибнет царство, где смрад. Ничего не вижу… (
Встал, держась за стол, протирает глаза.) Царствие твое… Какое царствие?
Звери! Царствие… Отче наш… Нет… плохо! Какой ты мне отец, если на смерть осудил? За что? Все умирают? Зачем? Ну, пускай — все! А я — зачем? (Покачнулся.) Ну? Что, Егор? (Хрипло кричит.) Шура… Глаха — доктора! Эй… кто-нибудь, черти! Егор… Булычов… Егор!..
— Эко шут какой! А давно припожаловать изволил? — спросил снова своего гостя Яков Иванович, входя в спальню. — Э! да ты спишь, — сказал он, обращаясь ко мне. —
Вставай, брат, я тебе
зверя покажу.
Пришлось
вставать и укладывать упрямого
зверя во второй раз.
А у самого сердце так и кипит,
встал он и ходит, как
зверь в узенькой клетке. Лицо горит, глаза полымем пышут, порывается он пройти в общую залу и там положить конец разговорам Лохматова, но сам ни с места. Большого скандала боится.
Зверев приподнял немного туловище, но не
встал.
И к весне, когда близилась возможность новых свиданий, опять он решительно
встал на ее сторону, распознал в себе «
зверя», стряхнул с себя всякий задор мужскою тщеславия. Он желал любить ее так же честно, как и она.
— Ну, — скажет,
вставая, князь Алексей Юрьич, — бог напитал, никто не видал, а кто видел, тот не обидел. Не пора ль, господа, к Храповицкому? И птице вольной и
зверю лесному, не токмо человеку разумному, присудил господь отдыхать в час полуденный.
Наступил конец сентября. Зима в тот год
встала ранняя, поля и леса покрылись снегом, наступила пора травли
зверей.